— И что, ты бы простила? — недоверчиво уточнил он.
— Ну, в этой конкретной ситуации — да, — я пожала плечами. — Учитывая, что я была уверена, что мы никогда не встретимся, было бы глупо от тебя чего-то требовать. К тому же, ещё неизвестно, что я бы натворила, если бы у меня вдруг не открылась аллергия на всех других мужиков, — я насмешливо хмыкнула.
— Какая аллергия? — опешил он.
— Обычная. Ну, вернее, я в тот момент думала, что это какой-нибудь психический симптом. Мужчина, проявляющий ко мне определённого рода интерес, вызывал у меня стойкое отвращение, в прямом смысле до тошноты. А знаешь, это невероятно приятно… — пробормотала я. Поймав ошарашенный взгляд Инга, поспешила пояснить. — Я не про аллергию, я про другое уже. Про этот несчастный несостоявшийся поход по бабам. Очень приятно, что ты так… ответственно ко мне относишься, — проговорила я. Отчего вдруг смутилась, хотя привычно разозлиться на себя за такую реакцию не успела. Меня отвлёк дориец, перекатившийся по кровати и закрывший мне рот поцелуем.
— Ответственно? — тихо хмыкнул он через несколько секунд, нависая сверху, заглядывая мне в глаза и придерживая ладонью моё лицо. — Арая, ты всё-таки, по-моему, не до конца понимаешь, насколько многое ты для меня значишь.
— Ну, у тебя есть множество возможностей разъяснить и доказать, — хитро улыбнулась я. — Нам ещё до конца контракта далеко, десять лет можешь только этим и заниматься в свободное от службы время.
— Я постараюсь, — мягко улыбнулся он.
— Ой, пока вспомнила! Я всё забываю спросить; ты про себя говоришь, что ты отверженный. Что это значит? Эй, ты чего, я же просто спросила! Инг, стой, ты меня пугаешь, — я действительно запаниковала, потому что на этот вопрос мужчина отреагировал очень странно. Лицо его как будто закаменело, и он дёрнулся встать с кровати и выбраться из моих объятий. — Я же знаю, что это какая-то ваша дурацкая традиция, мне просто любопытно; неужели ты думаешь, что я буду тебя меньше любить, если выясню, что это значит?
Он замер, уставившись на меня с недоверчивым удивлением. Я сообразила, что наговорила лишнего, но отступать было уже поздно. Что мне, сказать ему «ой, извини, пошутила, на самом деле не люблю»? Тем более, правда ведь… того.
— Ты это сказала серьёзно, или просто к слову пришлось?
— Да уж куда серьёзней, — смущённо проворчала я. — Может, коль я проговорилась, и вообще разведчик из меня фиговый, ты уже ответишь на вопрос? Я полагаю, это из-за этой мымры, твоей бывшей? — ворчливо уточнила я, чувствуя, что… ревную. Очень ревную. Очень сильно ревную и хочу оторвать этой женщине голову.
— В общем, да, но я сам виноват. Я же говорил тебе, — он поморщился, укладываясь на спину и покрепче прижимая меня к себе.
— Что она лицемерная дрянь? Да, я в курсе, — я тоже скривилась.
— Арая, — укоризненно протянул он. — Не ругайся.
— Ещё и не начинала! Ладно, замнём для ясности, продолжай.
— У нас очень редко происходят… разводы. Обычно для этого нужен очень весомый, серьёзный повод. Обычно вина ложится на кого-то одного, этот самый повод подавшего, и он становится отверженным. Это касается только личной жизни, для которой он как бы умирает. То есть, второго шанса создать семью у такого человека уже не будет, к таким даже Дарящие обычно относятся с неприязнью.
— А второй?
— А второй супруг, невиновный, считается овдовевшим, и при желании вполне может снова вступить в брак.
— Вот же хорошо устроилась! — возмущённо прошипела я. — Это что же получается? Если бы не появилась я, вся такая искренняя и раскованная, ты бы так и наслаждался холостяцкой жизнью до конца дней?
— Вроде того, — криво усмехнулся он. — Только у нас это удовольствием не считается.
— Да-да, я помню, идеальная форма существования, и всё такое. Но неужели лучше было продолжать мучиться с той мымрой? — подозрительно уточнила я.
— Я лучше с тобой помучаюсь, — улыбка стала уже вполне уверенной.
— А? А! Ишь ты, хитрый какой. Правильный ответ, — я захихикала и опять потянулась целоваться.
Поверить в то, что Варвара рядом, было невероятно сложно. Первые несколько ночей я то и дело просыпался с ощущением подступающей паники, и только находя её в своих объятьях, постепенно успокаивался. Ещё сложно было просто выпустить её из рук; даже на несколько минут, даже тогда, когда она сидела в соседнем кресле. Я всё никак не мог осознать, что случилось, где я нахожусь и в роли кого я тут нахожусь.
Я покинул Дору. Предал Путь Чести осознанно, грубо; бросил всё, что знал и ради чего жил, чтобы… Тогда я хотел умереть, потому что не верил в возможность другого решения.
Я даже сейчас в кошмарах видел этот момент: я стою на отведённом мне месте, а она уходит с землянами. Наверное, если бы она хотя бы оглянулась, я бросился бы к ней. Сжал в объятьях, и…
А вот за этим «и» не было ничего. Поэтому я был ей благодарен за такую сильную волю; ей ведь тоже не хотелось уходить, я это чувствовал. Ей было очень больно, она злилась, и я ненавидел себя за то, что во всём этом виноват я.
Дальнейшие дни слились для меня в какую-то серую однородную массу. Старейшины, — впрочем, ни в чём меня не обвиняя, — заявили, что в моих услугах больше не нуждаются, никак это решение не объяснив. И это заявление окончательно отбило у меня желание о чём-либо советоваться с бывшим наставником.
Я заперся в доме, днями бродил по нему или просто сидел, уставившись в одну точку. Всё здесь напоминало мне о том счастливом сне, в котором я пребывал несколько невероятно коротких дней. Всё здесь напоминало о девушке с радужными волосами, такой светлой и лёгкой, что её просто не могло существовать в этой реальности. И я был готов остаться в собственных мечтах и воспоминаниях навсегда.